- Преступник, нет, ни в коем случае, - сказала Лора. - Возможно, ваш отец, ваша эпоха и ваше общество и попытались сделать из вас преступника, но они не могли лишить вас внутреннего стержня, покорить вашу душу. Вы не преступник, Штефан Кригер. И никогда им не были. Никогда.

- Но и не ангел, - сказал он. - До ангела мне далеко, Лора. После смерти, когда Высший Судия увидит, как я запятнал свою душу, мне предоставят местечко в аду.

Дождь, что стучал по крыше, был подобен потоку убегающего времени, многим миллионам драгоценных минут, часов, дней и лет, потерянных и невозвратимых, как капли, исчезающие в трубах и ручейках.

* * *

Лора собрала остатки пищи и бросила их в мусорный бак позади мотеля, взяла еще три бутылки кока-колы из автомата, по одной на каждого, и наконец решила задать своему хранителю тот самый вопрос, который не давал ей покоя с тех пор, как он пришел в себя.

- Почему? Почему такое внимание ко мне, к моей жизни, почему вы хотели мне помочь, почему спасали мне жизнь, приходили ко мне на помощь? Ради Бога, объясните мне, каким образом моя судьба связана с нацистами, путешественниками во времени и судьбой мира?

Его третьим путешествием в будущее, объяснил Штефан, было посещение Калифорнии в 1984 году. Он выбрал Калифорнию потому, что два его предыдущих путешествия, две недели в 1954-м и две недели в 1964 году, убедили его, что Калифорния, возможно, будет ведущим культурным и современным научным центром передовой страны мира. Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый, потому что ровно сорок лет отделяли эту эпоху от его собственной. К тому времени он был не единственным человеком, пользовавшимся Воротами; к нему присоединились еще четверо, как только было доказано, что эти скачки в будущее безопасны. Во время третьего путешествия Штефан продолжал знакомство с будущим, изучал в подробностях события в мире в ходе войны и после нее. Он также изучал научные достижения за сорок лет, которые следовало переправить в сорок четвертый год, чтобы помочь Гитлеру выиграть войну; но не потому, что он хотел способствовать успеху этого плана, а потому, что он хотел его саботировать. Его работа включала чтение газет, просмотр телевизионных программ и просто участие в каждодневной жизни американского общества, чтобы глубже познакомиться с эпохой конца двадцатого века.

Откинувшись на подушки, он вспомнил это третье путешествие, и его голос звучал без грустных интонаций, совсем по-иному, чем когда он описывал свою мрачную жизнь до 1944 года.

- Вы не можете представить, что я почувствовал, когда впервые оказался на улицах Лос-Анджелеса. Если бы я совершил в будущее скачок длиною в тысячу лет, а не в сорок, вряд ли я был бы так поражен. Автомобили. Автомобили повсюду, и великое множество немецких, что означало определенное прощение греха войны, принятие новой Германии, и это меня глубоко тронуло.

- У нас есть "Мерседес", - объявил Крис. - Неплохая машина, но мне джип больше нравится.

- Автомобили, - продолжал Штефан, - уровень жизни, удивительные достижения повсюду: цифровые часы, домашние компьютеры, видеомагнитофоны, позволяющие смотреть фильмы прямо у себя дома. Даже через пять дней после моего прибытия я не мог опомниться от этого приятного сюрприза и каждое утро ждал новых чудес. На шестой день я проходил мимо книжного магазина в Вествуде и увидел людей, которые ждали, чтобы автор подписал им свою книгу. Я зашел внутрь, чтобы порыться в книгах, а заодно выяснить, какая книга пользовалась таким успехом: это помогло бы мне лучше понять американское общество. И я увидел вас, Лора, вы сидели у стола со стопками вашего третьего романа "Ступени", первого, который имел по-настоящему большой успех.

Лора в недоумении наклонилась вперед, подвинулась на самый кончик стула.

- "Ступени"? Но у меня нет романа с таким названием.

Крис опять понял первым.

- Эту книгу ты написала в той, другой жизни, которую ты бы прожила, если бы мистер Кригер не внес в нее коррективы.

- Вам было двадцать девять, когда я впервые увидел вас в книжном магазине в Вествуде, - сказал Штефан. - Вы сидели в инвалидном кресле, потому что у вас были искривленные парализованные ноги. Ваша левая рука тоже была частично парализована.

- Мама, ты была калекой? - удивился Крис. - Инвалидом?

Лора приподнялась со стула, потому что, хотя слова хранителя казались чистой фантазией, она почувствовала, что это была правда. Где-то в самых глубинах души, даже не инстинктом, а неким примитивным подобием чувства, она угадала безошибочность этого образа, увидела себя в инвалидном кресле, с изуродованными безжизненными ногами; возможно, она уловила отдаленное эхо той, иной, искалеченной судьбы.

- Вы такой родились, - объяснил Штефан.

- Почему?

- Я узнал причину значительно позже, после того как подробно изучил вашу жизнь. Врач, который в 1955 году принимал роды в Денвере в Колорадо, был алкоголиком по имени Марквелл. У вашей матери были вообще трудные роды - Моя мать умерла во время родов.

- И в той жизни она умерла тоже. Но в той, прежней, жизни Марквелл не сумел хорошо принять роды и повредил вам позвоночник, отчего вы остались инвалидом на всю жизнь.

Лора вздрогнула. Словно проверяя, что она действительно избежала той жизни, первоначально уготованной ей судьбой, она поднялась и подошла к окну на своих совершенно здоровых и послушных ей ногах.

Штефан сказал Крису:

- Когда я увидел ее в тот день в инвалидном кресле, твоя мать была необыкновенно красивой. Она была прекрасна. Конечно, у нее было то же лицо, что и сейчас. Она излучала мужество и была в таком хорошем настроении, словно не замечала своих физических недостатков. Люди, подходившие к ней с книгой, получали не только автограф, но и шутку. Твоя мать была обречена провести всю свою жизнь в инвалидном кресле, но она оставалась остроумной, веселой. Я наблюдал за ней издалека и был очарован и глубоко тронут, такого не случалось со мной никогда прежде.

- Она у меня что надо, - заметил Крис. - Мамочка ничего не боится.

- Твоя мамочка боится, и еще как, - сказала Лора. - Весь этот сумасшедший разговор напугал твою мамочку до смерти.

- Ты никогда ни от чего не убегаешь и не прячешься, - сказал Крис и повернулся, чтобы посмотреть на нее. Он покраснел: мальчикам его возраста не пристало проявлять свои чувства, именно в это время им начинает казаться, что они куда мудрее своих матерей. Обычно подобное открытое выражение восхищения приберегается до той доры, когда ребенку стукнет сорок или когда мать умрет, в зависимости от того, какое событие наступит первым. - Может, ты и боишься, но никогда этого не показываешь.

Лора еще девочкой поняла, что те, кто проявляет страх, в первую очередь подвергаются нападению.

- В тот день я купил экземпляр "Ступеней", - продолжал Штефан, - и вернулся к себе в гостиницу. Я прочитал роман за ночь, и в некоторых местах он был таким трогательным, что я плакал... А в других таким забавным, что я не мог удержаться от смеха. На следующий день я купил две другие ваши книги, "Серебряные локоны" и "Ночные поля", и они были такими же талантливыми и волнующими, как "Ступени", которые сделали вас знаменитой.